Калил Джибран

Пророк

перевод с английского

Свами Нирдош йог

Калил Джибран родился в 1883 году недалеко от горы Лебанон, в месте, которое произвело на свет многих пророков. Он был поэтом, философом и художником, и его поэзия была переведена более чем на двадцать языков. Огюст Роден сравнивал его рисунки и картины с работами Вильяма Блейка.

Другие его книги: “Сумасшедший”, “Предтеча”, “Скиталец” и “Сломанные крылья”. Калил Джибран умер в 1931 году.

Альмустафа, избранный и возлюбленный, кто явился рассветом своего собственного дня, двенадцать лет ожидал в городе Орфалезе свой корабль, который должен был вернуться и отвезти его назад на остров, где был он рожден.

И на двенадцатый год, в седьмой день Иелула, месяца жатвы, он вскарабкался на гору поверх городских стен и взглянул в сторону моря; и узрел он корабль, подходящий вместе с туманом.

Тогда врата его сердца распахнулись и радость его заструилась над морем. И закрыл он глаза свои и молился в тишине своей души.

Но пока он спускался с горы, печаль нахлынула на него, и подумал он в сердце своем:

Как уйду я с миром и без печали? Нет, не без раны духовной покину я этот город.

Долгими были дни боли, которые провел я в стенах его, и долгими были ночи одиночества; и кто сможет расстаться с болью и одиночеством без сожаления?

Слишком много семян духа рассеял я по этим улицам, и слишком много детей стремлений моих гуляют обнаженными среди этих гор, и не могу я отказаться от них без тяжести и боли.

Не одежду я сбрасываю в этот день, но кожу сдираю я своими собственными руками.

И все ж не могу я задерживаться долее.

Море, что зовет к себе все сущее, зовет меня, и я должен подняться на борт.

Так как остаться, хоть время и сгорает в ночи, означает застыть, и быть заключенным в форму кристалла.

С радостью взял бы я все вокруг с собой. Но как это сделать?

Не может голос нести язык и губы, давшие ему крылья. В одиночестве должен искать он небес.

И в одиночестве, без гнезда своего, полетит орел к солнцу.

Теперь, когда достиг он подножья холма, повернулся он снова к морю, и увидел он корабль, входящий в гавань, и на борту его моряков, людей его родной земли.

И вскричала к ним душа его и сказал он:

Сыновья моей древней матери, вы, наездники волн,

Как часто плыли вы в мечтах моих. И сейчас я не сплю, и это заветная мечта моя.

Готов я идти, и желание мое с поднятыми парусами ожидает ветра.

Одним лишь дыханием вздохну я в этом неподвижном воздухе, один только любящий взгляд брошу назад,

И затем буду стоять я среди вас, моряк среди моряков.

И ты, широкое море, спящая мать,

Что само по себе мир и свобода для реки и потока,

Только один еще изгиб сделает этот поток, только один еще тихий звук,

И потом я приду к тебе, безграничная капля в безграничный океан.

И пока он шел, видел он издалека мужчин и женщин, покидающих свои поля и виноградники, и спешащих к городским воротам.

И слышал он их голоса, зовущие его по имени и кричащие от поля к полю и рассказывающие друг другу, что корабль его подходит.

И сказал он самому себе:

Нужно ли день прощания сделать днем собрания?

И нужно ли сказать, что мой вечер был, в действительности, моим восходом?

И что дам я тому, кто бросил свой плуг посреди поля, или тому, кто остановил свой винный пресс?

Станет ли мое сердце деревом, гнущимся под тяжестью плодов, чтоб я мог собрать их и отдать им?

И устремятся ли мои желания словно фонтан, чтобы я смог наполнить их чаши?

Арфа ли я, чтобы рука всевышнего могла коснуться меня, или флейта, чтоб его дыхание могло пройти сквозь меня?

Я есть искатель тишины, и что за сокровище нашел я в тишине, чем смогу поделиться с уверенностью?

Если это мой день урожая, в каких полях посеял я семя, в какой забытый сезон?

Если и правда в этот час подниму я свой светильник, не мое пламя будет гореть в нем.

Пустой и темный подниму я свой светильник,

И страж ночи наполнит его маслом и зажжет его также.

И старейшины города выступили вперед и сказали:

Не уходи еще от нас.

Был ты светом дня в наших сумерках, и юность твоя одарила нас мечтой.

Не чужой ты среди нас, и не гость, но сын наш и наш возлюбленный.

Не заставляй страдать глаза наши от голода по твоему лицу.

И жрецы и жрицы сказали ему:

Еще не время волнам моря разделить нас, и годам, что провел ты среди нас, стать памятью.

Ты пробудил в нас дух, и был ты светом на наших лицах.

Сильно мы полюбили тебя. Но бессловесной была наша любовь и скрыта вуалью.

Но сейчас она кричит тебе, и встанет перед тобой освобожденной.

И всегда будет так, что не знает любовь собственной глубины своей, до часа разлуки.

И другие умоляли его также. Но он им не ответил. Он лишь склонил голову; и те, что были рядом, видели слезы его, падающие на грудь.

И он, и люди пошли дальше к большой площади перед храмом,

И вышла из святилища женщина, чье имя было Алмитра. И была она видящей.

И он взглянул на нее, наполненный нежностью, ибо она первая нашла его и поверила в него, когда он был в их городе лишь первый день.

И она приветствовала его, говоря:

Божий Пророк, в поисках предельного долго ожидал ты корабль свой.

И теперь твой корабль пришел, и тебе, должно быть, нужно идти.

Велика твоя жажда попасть на землю твоих воспоминаний, в место, где живут величайшие желания твои; и не свяжет тебя наша любовь, и не задержат тебя наши нужды.

И все же просим мы, прежде чем ты покинешь нас, поговори с нами и открой нам свою правду.

И мы передадим ее своим детям, и они своим детям, и она не исчезнет.

В своем одиночестве ты наблюдал наши дни, и в своей пробужденности ты слушал плач и смех нашего сна.

Теперь же открой нас для нас самих и скажи нам, что было открыто тебе о том, что есть между рождением и смертью.

И он ответил:

Люди Орфалеза, о чем могу я говорить в безопасности от того, что даже сейчас движется в ваших душах?

Тогда, сказала Алмитра, Говори нам о Любви.

И поднял он голову, и посмотрел на людей, и ощутили они неподвижность. И могучим голосом он сказал:

Когда любовь вас манит, следуйте за ней,

Хоть путь ее тяжел и крут.

И когда крылья ее обнимут вас, сдайтесь ей,

Хоть меч, скрытый в ее оперенье может вас ранить.

И когда говорит она, верьте ей,

Хоть голос ее может разбить ваши мечты, как северный ветер прибивает цветущий сад к земле.

Потому что, как любовь коронует вас, также вас и распнет. Она растит вас, и она же косит.

Так же, как поднимается она к верхушке вашей и ласкает ваши нежные листья, трепещущие на солнце,

Так же опустится она к вашим корням и будет сотрясать их, вцепившихся в землю.

Словно снопы кукурузы собирает она вас.

И молотит вас, чтобы обнажить.

И просеивает вас, освобождая от вашей шелухи.

И мелет вас, пока не станет мука.

И месит вас, пока не станете вы мягкими и податливыми.

И помещает вас в священный огонь, чтобы стали вы священным хлебом, на священном пире Господа.

Все эти вещи делает с вами любовь, чтобы смогли вы узнать тайны своего сердца, и в этом знании стать частицей сердца жизни.

Но если в страхе своем вы будете искать лишь покоя любви и удовольствий любви,

Тогда лучше для вас прикрыть свою наготу и покинуть ее гумно,

Уйти в мир бессезонья, где вы будете смеяться, но не всем своим смехом, и плакать, но не всеми слезами.

Любовь дает лишь себя, и лишь от себя отнимает.

Любовь не обладает, и ею обладать невозможно.

Ибо для любви достаточно любви.

Когда вы любите, вы не должны говорить: “Бог в моем сердце”, но скорее, “Я в сердце Бога”.

И не думайте, что можете вы направить любовь для любви, если она найдет вас достойным, она направит вас.

У любви нет другого желания, кроме осуществления себя самой.

Но если вы любите, и вам необходимо иметь желания, пусть будут ваши желания такими:

Растаять и быть, словно бегущий ручей, что поет свою песню ночи.

Знать боль слишком большой нежности.

Быть раненым своим собственным пониманием любви;

И кровоточить с готовностью и радостью.

Просыпаться на рассвете с окрыленным сердцем и благодарить за еще один день любви;

Отдыхать в полуденный час и медитировать в экстазе любви;

Возвращаться домой вечерней порой с благодарностью;

И засыпать с молитвой к возлюбленному в своем сердце и хвалебной песней на губах.

И он ответил, говоря:

Вы рождены были вместе, и вместе вы пребудете вечно.

Вы будете вместе, когда белые крылья смерти рассеют ваши дни.

Да, вы будете вместе даже в молчаливой памяти Бога.

Но пусть в вашем бытии вместе будут пространства.

И пусть небесные ветры танцуют между вами.

Любите друг друга, но не создавайте уз любви:

Пусть это лучше будет волнующееся море между берегами ваших душ.

Наполняйте чаши друг друга, но не пейте из одной чаши.

Давайте друг другу свой хлеб, но не откусывайте от одного каравая.

Пойте и танцуйте вместе, и будьте радостными, но пусть каждый из вас будет одинок.,

Также как струны лютни одиноки, хотя вибрируют одной музыкой.

Отдавайте свое сердце, но не на сохранение друг другу.

Потому что лишь рука Жизни сможет вместить ваши сердца.

И стойте вместе, но не слишком близко:

Потому что колонны храма стоят отдельно,

И сказал он:

Ваши дети не ваши дети.

Они сыновья и дочери Жизни, жаждущей себя самой.

Они приходят через вас, но не из вас,

И хотя они с вами, вам они не принадлежат.

Вы можете дать им свою любовь, но не свои мысли,

Потому что у них есть мысли свои.

Вы можете дать приют их телам, но не душам,

Потому что души их живут в доме будущего, который вы не можете посетить, даже в мечтах.

Вы можете стараться быть как они, но не пытайтесь их сделать похожими на вас.

Потому что жизнь не идет назад и не задерживается во вчерашнем дне.

Вы луки, из которых ваши дети, словно живые стрелы, пущены вперед.

Лучник видит метку на пути бесконечности, и он сгибает вас со своей мощью, чтобы его стрелы могли лететь быстро и далеко.

Да изогнетесь вы в руках Лучника с радостью;

Потому что как любит Он стрелу, которая летит, так любит Он и лук, что остается.

И он ответил:

Вы даете, но немного, если даете от того, что имеете.

Только когда даете от себя, вы действительно даете.

Так что есть ваше имущество, как не вещи, которые вы храните из страха, что они понадобятся вам завтра?

И что есть страх нужды, как не сама нужда?

Не есть ли страх жажды, когда колодец полон, сам по себе жажда неутолимая?

Есть люди, дающие немногое из многого, что имеют — и дают она ради признания, и их скрытое желание делает дары их отвратительными.

И есть те, кто имеет немного, но отдают все.

Они есть верующие в жизнь, и изобилие жизни, и дом их никогда не бывает пуст.

Есть дающие с радостью, и радость награда им.

И есть дающие с болью, и боль есть их крест.

И есть дающие и не знают они боли отдавания, и не ищут радости, и не дают они из соображений добродетели;

Они дают нам, как вот в той долине мирт выдыхает свой аромат в пространство.

Через руки подобных им Бог говорит, и улыбается земле их глазами.

Хорошо отдавать, когда просят, но лучше дать непрошеным, от понимания.

И для тех, чьи руки открыты, поиск того, кто примет, есть радость большая, чем от давания.

И есть ли что-либо, что смогли бы вы удержать?

Вы часто говорите: “Я бы дал, но лишь тем, кто заслуживает”.

Деревья в садах ваших не говорят так, и овцы на пастбищах тоже.

Они дают, чтобы жить, потому что удержать значит погибнуть.

Конечно тот, кто заслужил свои дни и ночи, заслужил все остальное от вас.

И тот, кто заслужил пить из океана жизни, заслуживает наполнить свою чашку из вашего маленького источника.

И какая заслуга может быть большей, чем та, что лежит в мужестве и уверенности, не благотворительности, но приятия?

И кто вы такой, чтобы человек открывал свою грудь и обнажал свою гордость, чтобы вы могли видеть его достоинство обнаженным и его гордость несмутившейся?

Взгляните сначала, заслужили ли вы сами быть дающим, и инструментом давания.

Потому что, в действительности, это жизнь дает жизни — в то время, как вы, полагающие себя дающими, просто свидетели.

И те, кто получает от вас, а вы все получаете, не предполагайте благодарности, чтобы не надеть ярмо на себя и на того, кто дает.

Лучше поднимитесь вместе с дающим на его дарах, как на крыльях;

Так как слишком много думать о долге своем, означает сомневаться в щедрости того, чья мать — земля, с освобожденным сердцем, и чей отец — Бог.

Потом старик, хозяин таверны, сказал,

Скажи нам о Пище и Питье.

И сказал он:

Было бы хорошо, если бы могли вы жить ароматом земли, и как воздушное растение, питаться светом.

Но так как должны вы убивать, чтобы жить, и отбирать у вновь рожденных молоко их матерей, чтобы погасить вашу жажду, пусть станет это актом поклонения,

И пусть старейшины ваши установят алтарь, на котором все чистое и невинное из лесов и долин будет приноситься в жертву тому, что чисто и все еще невинно в человеке.

Когда вы убиваете животное, скажите ему в своем сердце:

“Та же сила, что убивает тебя, убьет и меня, и также я буду уничтожен.

“Так как закон, приведший тебя в мои руки, приведет и меня в руки большего чем я.

“Твоя кровь и моя кровь есть ни что иное, как живительная влага, питающая древо небес.”

И когда кусаете яблоко своими зубами, скажите ему в сердце своем:

“Семена твои будут жить в моем теле,

“И бутоны твои завтра расцветут в моем сердце,

“И аромат твой станет моим дыханием,

“И вместе мы будем радоваться всем временам года.”

И осенью, когда собираете вы виноград на ваших виноградниках для винного пресса, скажите в своем сердце:

“Я тоже виноградник, и плоды мои будут собраны для винного пресса,

“И словно молодое вино будут хранить меня в вечных сосудах.”

И зимой, когда открываете вы бочки с вином, пусть в вашем сердце будет песня для каждой чашки;

И пусть в этой песне будет воспоминание об осенних днях, о винограднике и о винном прессе.

Затем пахарь сказал,

Скажи нам о Работе.

И ответил он, говоря:

Вы работаете, чтобы быть вместе с землей, и с душой земли.

Быть неработающим, значит стать чужим в любой сезон, и выйти из процесса жизни, что движется во славе и гордом подчинении к бесконечности.

Когда вы работаете, вы флейта, через сердце которой шепот времени превращается в музыку.

Кто из вас будет свирелью, немой и тихой, в то время, когда все вокруг поет вместе, в унисон?

Вам сказано было, что работа - это проклятье, а труд — несчастье.

Но, говорю я вам, что когда вы работаете, вы выполняете часть заветной мечты земли, предназначенной вам в момент рождения этой мечты,

И продолжая трудится, вы живете истинной, любящей жизнью,

И любить жизнь через труд значит приблизиться к глубочайшему ее секрету.

Но если вы, в своей боли, называете рождение бедствием и поддержку вашего тела проклятьем, написанном на лбу вашем, отвечу я вам, что ничто, кроме пота не смоет со лба вашего того, что там написано.

Вам было сказано, что жизнь - это тьма, и в усталости своей вы повторяете то, что усталостью продиктовано.

И я скажу, что жизнь - в самом деле тьма, если нет стремления,

И стремление слепо, если нет знания,

И знание тщетно, если нет работы,

И работа пуста, если нет любви;

И когда вы работаете с любовью, вы соединяете себя с собой, и с другими, и с Богом.

И что есть работа с любовью?

Это значит ткать одежду из нитей, вытянутых из вашего сердца, как если бы ваш возлюбленный стал носить эту одежду.

Это значит возводить дом с любовью, как если бы ваш возлюбленный собирался жить в этом доме.

Это значит сеять семена с нежностью и убирать урожай с радостью, как если бы он предназначался для вашего возлюбленного.

Это значит наполнять все, что создаете вы дыханием вашего собственного духа,

И знать, что все благословенные ушедшие стоят вокруг вас и наблюдают.

Часто слышу я что вы говорите, как если бы вы говорили во сне,

“Те, кто работает с мрамором, и находит в камне форму души своей, благороднее тех, кто вспахивает землю.

“И тот, кто ловит радугу и переносит ее на одежду, так что приятно смотреть, больше чем тот, кто делает сандалии для наших ног.”

Но я говорю, и не во сне, но в полной пробужденности полдня, что ветер разговаривает с гигантским дубом не более сладко, чем с самыми малыми побегами травы;

Но тот велик, кто делает голос ветра песней, прекрасной от его любви.

Работа — это любовь, сделанная видимой.

И если не можете вы работать с любовью, но лишь с отвращением, лучше покинуть вам свою работу и сесть у ворот храма, и принимать подаяние от тех, кто работает с радостью.

Потому что, если печете вы хлеб без привязанности, печете вы горький хлеб, что утоляет лишь половину голода.

И если с неохотой вы давите виноград, неохота ваша отравляет вино.

И если поете вы как ангел, а любовь не поет, вы закрываете уши людей от голосов дня и голосов ночи.

Затем женщина сказала,

Говори с нами о Радости и Печали.

И он ответил:

Ваша радость это ваша печаль, разоблаченная.

И тот же колодец, откуда ваш смех поднимается, очень часто наполнен вашими слезами.

И как же может это быть иначе?

Чем глубже отверстие делает печаль в бытие вашем, тем больше радости вы сможете принять.

Не та ли лютня, что успокаивает дух ваш, была выстругана из дерева с помощью ножа?

Когда вы радостны, посмотрите глубже в свое сердце, и вы обнаружите, что лишь то, что приносило вам печаль, приносит вам радость.

Когда печальны вы, взгляните снова в свое сердце, и вы истинно увидите, что плачете вы из-за того, что было вашим блаженством.

Некоторые из вас говорят: “Радость больше чем печаль”, а другие говорят: “Нет, печаль больше”.

Но, говорю я вам, они неразделимы.

Вместе приходят они, и если одна сидит с вами на скамье вашей, помните, что другая спит в вашей постели.

Истинно подвешены вы, словно чаши весов с вашей печалью и вашей радостью.

Только когда вы пусты, вы в точке покоя и равновесия.

А когда казначей поднимает вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, должны ваша радость либо печаль увеличиться, либо уменьшиться.

Затем каменщик вышел вперед и сказал,

Говори нам о Домах.

И ответил он и сказал:

Постройте в воображении своем жилище среди дикой природы, прежде чем построите вы дом внутри городских стен.

Потому что как есть в вас домосед, возвращающийся домой каждый вечер, так есть в вас и странник, вечно в пути и одинокий.

Ваш дом - это ваше большое тело.

Он растет на солнце и спит в покое ночи; и у него есть сны. Не сняться ли вашему дому сны, и во сне, не покидает ли он город ради рощи или вершины холма?

Если б мог я собрать ваши дома в свою ладонь, и словно сеятель рассеять их по лесам и лугам.

Чтоб долины стали вашими улицами, и тропинки аллеями, и искали вы друг друга среди виноградников, и возвращались с ароматами земли на вашей одежде.

Но для этого еще слишком рано.

В страхе своем предки ваши собрали вас вместе. И страх этот проживет еще немного. Еще немного городские стены будут отделять очаги ваши от полей.

И скажите мне, жители Орфалеза, что имеете вы в домах своих? И что защищаете вы закрывая двери?

Есть ли у вас покой и спокойное стремление, что открывает вашу силу?

Есть ли у вас воспоминания, мерцающие арки, что перекрывают пики ума?

Есть ли у вас красота, что ведет сердца от вещей, созданных из дерева и камня к святой горе?

Скажите мне, есть ли это у вас в домах?

Или есть у вас лишь комфорт, и жажда комфорта, та тайна, что входит в дом как гость, а затем становится хозяином, а затем и господином?

Да, и становится она укротителем, и крюком и плетью управляет куклами ваших желаний.

Хотя руки ее шелковые, сердце ее из стали.

Она усыпляет вас, чтобы встать рядом с кроватью и насмехается над достоинством вашего тела.

Она издевается над вашей крепостью, и закутывает ее в пух, словно хрупкий сосуд.

Истинно жажда комфорта убивает страсть души, и затем ухмыляется на похоронах.

Но вы, дети пространства, беспокойные в покое, не должно вам быть пойманными и укрощенными.

Дом ваш будет не якорем, но мачтой.

Он будет не мерцающей пленкой, покрывающей рану, но веком, защищающим глаз.

Вы не будете складывать крылья, чтобы пройти сквозь двери, и нагибать голову, чтобы не удариться ею о потолок, и бояться дышать, чтобы не рухнули стены.

Вы не будете жить в могилах, сделанных мертвыми для живых.

И несмотря на величие и великолепие, ваш дом не будет укрывать ваших секретов и ограничивать ваши стремления.

Потому что то, что безгранично в вас, пребывает в обители неба, чья дверь - это утренний туман, и чьи окна это песни и тишина ночи.

И ткач сказал,

Говори нам об Одежде.

И он ответил:

Ваши одежды скрывают многое от красоты вашей, а некрасивого не прячут.

И хотя ищете вы в одеждах свободы и безопасности, вы можете найти в ней хомут и цепи.

Вот если б вы могли встретить солнце и ветер больше кожей, чем одеждой вашей,

Потому как дыхание жизни - в солнечном свете и руки жизни - в ветре.

Некоторые из вас говорят: “Это северный ветер соткал одежды, что мы носим.”

И я говорю, Да это был северный ветер,

Но стыд был станком его, и ослабление силы вашей было его нитью,

И когда работа его была сделана, смеялся он в лесу.

Не забывайте,. что скромность это защита от глаз нечистого.

А если нечистого нет, что же тогда скромность, как не узы и нечистота ума?

И не забудьте, что земля блаженствует, чувствуя ваши босые ноги, и ветры стремятся поиграть с вашими волосами.

И торговец сказал,

Скажи нам о Покупке и Продаже.

И ответил он, и сказал:

Вам земля отдает плоды свои, и да не возжелаете вы их, если не знаете, как наполнить ваши руки.

В обмене дарами с землей найдете вы изобилие и будете удовлетворены.

И пока не будет обмен в любви и доброй справедливости, он приведет лишь одних к жадности, а других к голоду.

Когда на базаре труженики моря, полей и виноградников встречаются с ткачами, гончарами и продавцами специй, —

Призовите хозяйский дух земли присутствовать среди вас, освятить весы и сосчитать ценность одного и другого.

И не допускайте праздноруких принять участие в вашем взаимодействии, тех, что продали бы вам слова за ваш труд.

Таким людям вам нужно сказать:

“Идите с нами на поля или с нашими братьями в море и забросьте свои сети;

“Чтоб земля и море были такими же изобильными для вас, как они для нас.”

И если придут певцы и танцоры и флейтисты, — купите также и их даров.

Потому как также собирают они плоды и ароматы, и те, что приносят они, хоть и созданы из снов, есть одежда и пища для ваших душ.

И прежде чем вы покинете базар, убедитесь, что никто не уходит с пустыми руками.

Потому что дух земли не уснет под ветром, пока не удовлетворены нужды последних из вас.

И один из судей города вышел вперед и сказал,

Поговори с нами о Преступлении и Наказании.

И ответил он, говоря:

Когда дух ваш идет странствовать по ветру,

То вы, одинокие и незащищенные, совершаете дурное по отношению к другим, а следовательно, и к себе.

И за этот проступок должны вы постучаться и ждать, пока еще незамеченные, у врат благословенного.

Словно океан есть ваше божественное я;

Остается оно вечно незагрязненным.

И словно эфир взлетает оно без крыльев.

И даже словно солнце ваше божественное я;

Оно не знает кротовьих нор и не ищет змеиных лазов.

Но божественное я ваше живет не в одиночестве в вашем существе.

Многое в вас все еще человек, а многое еще не человек,

Но бесформенное ничто, что бредет во сне и в тумане, в поиске своего пробуждения.

О человеческом в вас сейчас говорю я.

Ибо именно оно, а не божественное или ничтожное во мгле знает преступление и наказание за него.

Часто слышал я вас, говорящих о том, кто совершает проступок, как будто он не один из вас, но чужой среди вас, насильно ворвавшийся в ваш мир.

Но говорю я, также как святой и правый не могут вырасти за пределы высочайшего, что в каждом из вас,

Также порочный и слабый не могут пасть ниже нижайшего, что в вас также.

И также, как ни один лист не пожелтеет без молчаливого знания всего дерева,

Словно процессия, идете вы вместе к своему божественному я.

Вы путь, и вы же следующие по пути.

И когда один из вас падает, он падает для тех, кто за ним, предупреждая о камне преткновения.

И падает он за тех, кто впереди него, кто, хоть уверен и скор на ногу, но не убрал камень с дороги.

И еще, хотя слова эти тяжестью ложатся на сердца ваши:

Убитый также ответственен за свое убийство,

И на ограбленном лежит вина за то, что его ограбили,

И добродетельный не невинен в том, что совершил порочный,

И человек с чистыми руками не чист, когда совершено предательство.

Да, зачастую виновен тот, кто пострадал.

И еще чаще осужденный несет тяжесть невиновных и необвиненных.

Вы не можете отделить справедливое от несправедливого, и доброе от злого;

Потому как стоят они вместе пред ликом солнца, как если бы черная нить с белой были сотканы вместе.

И если черная нить порвется, ткач осмотрит все платье и проверит также станок.

Если кто-нибудь из вас приведет в суд неверную жену,

Пусть также взвесят они сердце мужа ее на весах, и измерят душу его мерою.

И пусть тот, кто будет наказывать обидчика, взглянет на дух обиженного.

И если кто из вас будет наказывать во имя справедливости и занесет топор над деревом зла, пусть он взглянет на корни его;

И поистине найдет он корни и плохого, и хорошего, плодоносного и бесплодного, все сплетенные вместе в молчаливом сердце земли.

И вы, судьи, что должны быть справедливыми.

Что за приговор вынесете вы тому, кто хотя и честен телом, но вор в душе?

Какой штраф наложите вы на того, кто убивает тело, но дух чей уже убит?

И как накажете вы того, кто на деле мошенник и угнетатель, но сам оскорблен и подвержен насилию?

И как вы накажете тех, чье раскаяние уже больше, чем их проступки?

Не есть ли раскаяние осуществление справедливости, согласно тому закону, которому вы сами стали бы охотно служить?

И тем не менее, вы не можете наложить раскаяние на невиновного, или забрать его из сердца виноватого.

Незваное, позовет оно в ночи, чтобы люди смогли проснуться и взглянуть на себя.

И вы, кто смог бы осуществить справедливость, как сделаете вы это, не увидев всех поступков, полностью освещенными?

Только тогда будете знать вы, что поднявшийся и павший ни что иное, как один и тот же человек, стоящий в сумерках, между ночью своего ничтожества и днем своей божественности,

И что камень купола храма не выше, чем самый нижний камень в основании его.

Затем адвокат сказал,

А что насчет наших Законов, мастер?

И он ответил:

Вы наслаждаетесь установлением законов,

И вы же наслаждаетесь их нарушением еще больше.

Словно дети, играющие у океана, что с терпением возводят песчаные башни и со смехом их разрушают.

Но пока строите вы свои башни, океан еще больше выносит на берег песка, а когда вы разрушаете их, океан смеется вместе с вами.

Поистине всегда смеется океан с невинными.

Но что до тех, для кого жизнь это не океан, а человеческие законы — не башни из песка,

Но для кого жизнь — это скала, а закон — долото, с помощью которого высекают они то, что им нравится?

Как насчет Калек, что ненавидят танцоров?

Как насчет быка, который любит свое ярмо и считает лосей и оленей леса заблудшими бродягами?

И что о старом змее, что не может сбросить свою кожу и зовет всех остальных голыми и бесстыжими?

И о том, кто приходит рано на свадебный пир, и продолжает свой путь усталый и объевшийся, говоря, что все пиры — это насилие и пирующие — нарушители законов?

Что мне сказать о них, помня, что стоят они на свету, но спиною к солнцу?

Они видят лишь свои тени, и тени их — их законы.

И что означает признать законы, как ни пасть и отпечатать тени их на земле?

И вы, кто идет лицом к солнцу, какие образы, нарисованные на земле смогут удержать вас?

Вы, кто движется с ветром, какой флюгер сможет указать вам курс?

Какой человеческий закон свяжет вас, если разобьете вы ярмо свое над дверью тюрьмы нечеловеческой?

Какого закона убоитесь вы, если танцуя, наткнетесь на цепи, человеку не принадлежащие?

И кто тот, что приведет вас в суд, если сорвете вы одежду свою и бросите ее на тропе, где не ступала нога человеческая?

Люди Орфалеза, вы можете заглушить барабан и оборвать струны на лире, но кто прикажет жаворонку перестать петь?

И оратор сказал,

Говори нам о свободе.

И он ответил:

У городских ворот и у домашнего очага видел я, как вы простираетесь и поклоняетесь своей свободе,

Словно рабы унижаются перед тираном и восхваляют его, чтобы он не убил их.

Да, и во дворе храма и в тени крепости видел я тех свободных из вас, что носят свою свободу, словно ярмо или наручники.

И сердце мое кровоточило во мне; ибо сможете вы быть свободными лишь тогда, когда само желание найти свободу станет для вас препятствием, и когда прекратите вы говорить о свободе, как о цели и о ее достижении.

Вы станете действительно свободными, когда дни ваши будут без заботы, а ночи без желания и печали,

И когда вещи эти опояшут жизнь вашу, поднимитесь вы над ними обнаженный и несвязанный.

И как сможете вы подняться над своими днями и ночами, пока не разобьете цепи, которыми на рассвете своего понимания сковали свой собственный полдень?

В действительности то, что вы называете свободой есть крепчайшая из этих цепей, хотя звенья ее и сверкают на солнце и слепят вам глаза.

И от чего, как не от частей самого себя должны вы отказаться, чтобы стать свободными?

И тот несправедливый закон, что вы уничтожите написан вашей собственной рукой на вашем собственном лбу.

И вы не сможете стереть его, сжигая свои книги с законами или отмывая лбы своих судей, хоть вылейте на них целое море.

И если свергаете вы деспота с трона, убедитесь сначала, что трон его, воздвигнутый в вас самих, уже разрушен.

Ибо как может тиран управлять свободными и гордыми, если не тиранией их собственной свободы и стыдом их собственной гордости?

И если вы желаете сбросить заботу, то забота эта была выбрана вами скорее, чем навязана вам.

И если страх вы хотите развеять, то место его — в сердце вашем, а не в руках испуганного.

Истинно все вещи движутся внутри вашего существа, постоянно цепляясь друг за друга, желаемое и страшное, отвратительное и любимое, то, чего вы ищете и то, от чего бежите.

Эти вещи движутся внутри вас, словно огни и тени, связанные в пары.

И если тень исчезает, то огонь, что остается, становится тенью другого огня.

И так свобода ваша, когда теряет свои путы, становится оковами для большей свободы.

И жрица заговорила снова и сказала:

Говори нам о Разуме и Страсти.

И ответил он, говоря:

Душа ваша часто является полем боя, где ваши разум и суждение развязывает войну вашей страсти и желанию.

Был бы я миротворцем в душе вашей, изменил бы я дисгармонию и борьбу тех элементов в единство и мелодию.

Но как смогу я, до тех пор, пока вы сами не примиритесь, нет, возлюбите все отдельные части ваши?

Ваш разум и ваша страсть есть руль и парус вашей странствующей в море души.

Если либо парус, либо руль выйдут из строя, то сможете вы лишь носиться по волнам или дрейфовать, а то застынете без движения посреди океана.

Ибо разум, правящий в одиночку — сила ограниченная, а страсть, не сопровожденная разумом есть пламя, сжигающее само себя.

Так что пусть душа ваша вознесет разум на высоту страсти, чтобы он смог запеть;

И пусть она разумом направит страсть вашу, чтобы страсть могла проживать каждодневно свое возрождение, и словно феникс вырастать из своего пепла.

И хотел бы я, чтобы вы видели суждение ваше и желание, как двух любимых гостей в вашем доме.

Конечно не будете вы принимать одного гостя лучше, чем другого; ибо тот, кто более внимателен к одному теряет любовь и уважение обоих.

Среди холмов, когда сидите вы в прохладной тени белых тополей, разделяя покой и ясность далеких полей и лугов, — пусть сердце ваше скажет в молчании: “Бог отдыхает в разуме”.

И когда приходит буря, и могучий ветер сотрясает лес, и гром и молния провозглашают величие небес, — пусть тогда сердце ваше скажет благоговея: “Бог движется в страсти”.

А так как вы частица дыхания Бога, и лист в Божьем лесу, вы тоже должны в разуме отдыхать и в страсти двигаться.

И женщина заговорила и сказала,

Расскажи нам о Боли.

И он сказал:

Боль ваша есть разрушение стен, ограничивающих ваше понимание.

Как косточка плода должна расколоться, чтобы сердцевина ее оказалась на солнце, так и вы должны узнать боль.

И если б смогли вы сердцем своим удивляться ежедневным чудесам вашей жизни, боль ваша оказалась бы не менее дивной, чем ваша радость;

И если б приняли вы сезоны вашего сердца, как всегда принимаете вы сезоны, меняющиеся над вашими полями.

И смотрели бы вы с ясностью сквозь зиму вашей печали.

Большая часть боли вашей выбрана вами самими.

Это горькое снадобье, которым внутренний врач ваш исцеляет ваше больное я.

Так что доверяйте врачу и пейте его лекарство в тишине и покое:

Ибо его рука, хотя тяжелая и жесткая, ведома нежной рукой Невидимого.

И чаша, что оно подносит, хотя и обжигает ваши губы, сделана была из глины, которую Гончар увлажнил Своими святыми слезами.

Говори нам о Самопознании.

И ответил он, говоря:

Ваши сердца знают в тишине тайны дней и ночей.

Но уши ваши жаждут услышать знания ваших сердец.

Вы узнаете в словах то, что вы всегда знали в мыслях.

Вы прикоснетесь пальцами к обнаженным телам ваших снов.

И вам это нужно.

Спрятанный источник души вашей должен выйти наружу и побежать, журча, к морю;

И сокровище ваших бесконечных глубин должно быть открыто вашим глазам.

Но да не будет весов для взвешивания ваших неизвестных сокровищ;

И не пытайтесь измерить глубину вашего знания с помощью палки или веревки.

Ибо ваше я есть море бесконечное и неизмеримое.

Не говорите: “Я нашел ту истину, что искал”, но лучше, “Я нашел истину”.

Не говорите: “Я нашел путь души.” Скажите лучше: “Я встретил душу, идущую моим путем”.

Ибо душа идет всеми путями.

Душа не ходит по одной линии, и не растет она, словно тростник.

Душа раскрывается словно лотос, с бесконечным количеством лепестков.

Тогда заговорил учитель,

Скажи нам об Учительстве.

И он сказал:

Никто не сможет открыть вашему взору ничего, кроме того, что лежит уже в дремоте как зачатки вашего знания.

Учитель, что прогуливается в тени храма среди своих последователей, делится не своей мудростью, но скорее верой и любовью.

Если он действительно мудр, он не прикажет войти вам в дом его мудрости, но приведет вас к порогу вашего собственного ума.

Астроном может поговорить с вами о своем понимании пространства, но он не может дать вам этого понимания.

Музыкант может петь для вас в ритме, что везде вокруг, но он не сможет дать вам ухо, что ухватит ритм и голос, что откликнется ему.

И тот, кто сведущ в науке о числах, может рассказать вам о странах мер и весов, но он не может привести вас туда.

Ибо видение одного человека не дает взаймы своих крыльев другому.

И так же, как каждый из вас одинок перед Богом, так и должен он быть одинок в своем знании Бога и понимании земли.

И юноша сказал,

Говори нам о Дружбе.

И ответил он, говоря:

Ваш друг есть ответ на ваши нужды.

Он ваше поле, которое вы засеиваете с любовью и пожинаете с благодарностью.

И он стол ваш и ваш очаг.

Ибо вы приходите к нему голодный и ищущий покоя.

Когда друг ваш раскрывает вам мысли свои, не боитесь вы “нет” ваших собственных мыслей, и не прячете “да”.

И когда молчалив он, сердце ваше не прекращает слушать его сердце;

Ибо без слов, в дружбе рождаются все мысли, все желания, все ожидания, и вы делитесь ими с естественной радостью.

Когда вы расстаетесь с другом, вы не огорчаетесь;

Так как то, что вы любите в нем становится яснее в его отсутствие, как гора для альпиниста яснее видна из долины.

И пусть не будет в дружбе цели во имя углубления духа.

Ибо любовь, ищущая раскрытия своей собственной тайны есть не любовь, а сеть расставленная: и улов будет горьким.

И пусть все лучшее, что есть у вас будет для друга.

Если должен он знать отлив волны вашей, пусть узнает и прилив также.

Ибо что это за друг, если ищите вы его в часы отчаяния?

Ищите его всегда в часы радости.

Ибо он для того, чтобы удовлетворить нужды ваши, но не наполнять вашу пустоту.

И в сладости дружбы делите удовольствия и смех.

Ибо в росе мелочей освежается сердце и встречает свое утро.

И затем ученый сказал,

Говори нам о Речи.

И ответил он, говоря:

Вы говорите, когда прекращаете быть в мире со своими мыслями;

И когда не можете больше пребывать в одиночестве вашего сердца, живете вы в губах своих, и звуки произносите неистинные и ради развлечения.

И в большинстве разговоров ваших мысль наполовину убита.

Ибо мысль это птица небесная, что в клетке слов может, правда, развернуть свои крылья но лететь не может.

Есть среди вас такие, что ищут болтливых, от страха быть в одиночестве.

Тишина одиночества открывает для глаз их самих себя обнаженных, и они не хотят смотреть.

И есть такие, что говорят, и без знания и не подумав, открывают истину, которую сами не могут понять.

И есть те, что имеют истину внутри себя, но говорят ее не словами.

В груди таких как они живет дух в ритмичной тишине.

Когда встречаете вы друга у дороги или на базаре, пусть дух движет вашими губами и направляет ваш язык.

И пусть голос вашего голоса говорит ушам его ушей;

Ибо душа его сохранит истину вашего сердца так, как запоминается вкус вина.

Когда забыт цвет, и нет больше сосуда.

И астроном сказал,

Мастер, а что же о Времени?

И он ответил:

Вы бы измерили время, безмерное и неизмеримое.

Вы бы согласовали свои действия и даже направили бы дух свой согласно часам и сезонам.

Из времени вы бы сделали поток, на берегу которого сели бы, наблюдая за его течением.

И все же то, что вне времени в вас знает о вневременности жизни,

И знает, что вчера есть сегодняшняя память, а завтра есть сегодняшняя мечта.

И что то, что поет и созерцает в вас все еще обитает в границах того первого момента, разбросавшего по небу звезды.

Кто из вас не чувствует, что сила любви его безгранична?

И в то же время, что любовь, хоть и безгранична, заключена в центре вашего бытия, и не движется ни в мыслях любви, ни в поступках ее?

И не правда ли, что время, как любовь, неделимо и неподвижно?

Но если в мыслях своих должны вы мерить время сезонами, пусть любой сезон включает все остальные,

И пусть сегодня охватит прошлое через воспоминание, и будущее через стремление.

И один из старейшин города сказал,

Скажи нам о Добре и Зле.

И он ответил:

О добре в вас могу говорить я, но не о зле.

Ибо что есть зло, как не добро, истерзанное своими собственными голодом и жаждой?

Воистину, если добро голодно, оно ищет пищи даже в темных норах, и когда его мучает жажда, пьет оно даже из мертвой реки.

Вы есть добро, когда едины с собой.

И когда вы не едины с собой, вы не есть зло.

Ибо дом, поделенный на части не есть воровское логово; это лишь дом, поделенный на части.

И корабль без якоря может носиться бесцельно, среди опасных островов, и все же не затонуть.

Вы хороши, когда стараетесь делиться собой.

И если стремитесь вы получить что-то для себя, вы все же не злы.

Ибо когда хотите получить, вы есть ни что иное, как корень, вцепившийся в землю и сосущий из груди ее.

Конечно же плод не может сказать корню, “Будь как я, созрей наполнись, и отдавай всегда от своего изобилия”.

Ибо для плода давание есть нужда, как получение есть нужда для корня.

Вы хороши, когда полностью пробуждены в своей речи.

Но не злы вы, когда спите, в то время как язык ваш болтает без цели.

И даже речь с запинкой может усилить слабый язык.

Хороши вы, когда идете к своей цели твердо и смелыми шагами.

Но не злы вы, если идете туда хромая.

И калека идет вперед.

Но вы, сильные и быстрые, не начните хромать перед калекой, считая это добротой.

Добро проявляется в вас во множестве лиц, и нет в вас зла, когда добра тоже нет,

Вы просто остановились и ленитесь идти дальше.

Жаль что олень не может научить черепаху скорости.

В вашем стремлении к своему великому я заключено добро ваше: и это стремление есть в каждом из вас.

Но в некоторых из вас стремление это стремительно и мощно несется к морю, имея в себе секреты холмов и песни лесов.

А в других это мелкий поток, что теряет себя в углах и изгибах, и исчезает, так и не достигнув берега.

Но пусть не говорят те, кто стремится сильно тем, у кого стремление слабо, “Зачем ты медлишь и останавливаешься?”

Ибо добро истинное не спрашивает обнаженного, “Где твоя одежда?”, и не допытывается у бездомного, “Что разрушило дом твой?”

Затем жрица сказала,

Говори нам о Молитве.

И ответил он, говоря:

Вы молитесь в горе и нужде; вот если бы смогли вы молится также от полноты вашей радости и в дни изобилия.

Ибо что есть молитва, как не расширение самого себя в живой эфир?

И если для удобства вашего изливаете темноту в пространство, для вашего же благословения делитесь рассветом вашего сердца.

И если не можете ничего, кроме плача, когда душа ваша требует молитвы, пусть пришпоривает она вас снова и снова, пока из плача вашего не родится смех.

Когда молитесь, вырастаете вы в пространство и встречаете тех, кто молится в то же самое время, и кого, кроме как в молитве, вы, быть может и встретили бы.

Так пусть посещение вами храма невидимого будет лишь только для экстаза и общения душ.

Ибо если войдете в храм, имея лишь просьбу, вы не получите:

И если придете для самоунижения, то вас не поднимут:

И даже если придете просить добра для других, вас не услышат.

Достаточно вам войти в невидимый храм.

Я не могу научить вас молиться словами.

Бог не слушает слов ваших, пока Сам не достигнет Себя Самого вашими губами.

И не могу я научить вас молитвам морей, лесов и гор.

Но те, кто рожден горами, лесами и морями найдут их молитвы в сердце своем,

И если прислушаетесь вы в покое ночи, услышите их, говорящих в тишине:

Бог наш, что создал нас окрыленных, это твоя воля проявляет себя в нас.

“Это твое желание в нас желает.

“И жажда твоя, что превратит наши ночи, которые твои, в дни, которые тоже твои.

“Мы не можем просить тебя ни о чем, ибо знаешь ты нужды наши, прежде чем они родятся в нас:

“Ты создал наши нужды; и давая нам больше себя ты даешь нам все”.

Затем отшельник, что приходил в город лишь один раз в год, вышел вперед и сказал,

Скажи нам об Удовольствии.

И ответил он, говоря:

Удовольствие это песня свободы,

Но не свобода.

Это расцвет ваших желаний,

Но не их плоды.

Это глубина, зовущая в высоту,

Но нет в нем ни глубины, ни высоты.

Это крыло, запертое в клетке,

Но не пространство в ней заключенное.

Ай, воистину удовольствие - это песня свободы.

И я был бы рад, если б пели вы ее всем сердцем; но не хотел бы я, чтобы потеряли вы сердца ваши в этой песне.

Кто-то из молодежи вашей ищет удовольствий так, будто это все, что есть, и судят их и укоряют.

Я бы не стал укорять их и осуждать. Я бы позволил им искать.

Ибо найдут они удовольствие, но не только его;

Есть у него семь сестер, и последняя из них прекрасней, чем удовольствие.

Не слышали ли вы историю о человеке, что искал в земле коренья, а нашел сокровище?

И кто-то из стариков вспоминает удовольствия с сожалением, как ошибки, совершенные в опьянении.

Но сожаление есть лишь сокрытие ума, а не его наказание.

Нужно вспоминать свои удовольствия с благодарностью, словно урожай лета.

Но если нравится им сожалеть, пусть делают то, что нравится.

И есть среди вас те, что не молоды, чтоб искать, и не стары, чтобы вспоминать;

И в своем страхе поисков и воспоминаний, избегают они удовольствий, чтобы не пренебречь духом и не обидеть его.

Но даже в предусмотрительности их есть для них удовольствие.

И они тоже найдут сокровище, хоть и ищут они коренья дрожащими руками.

Но ответьте мне, кто может обидеть дух?

Обидит ли соловей покой ночи или огненный полет звезды?

Утяжелит ли ветер ваше пламя и дым?

Не думаете ли вы о духе, как о пруде, чей покой можно нарушить палкой?

Часто, отрицая удовольствие, вы лишь прячете желание ваше в тайники вашего бытия.

Кто знает, может то, что сегодня кажется исчезнувшим, лишь ждет до завтрашнего дня?

Даже тело ваше знает то, что заложено в нем и естественные нужды его не должны быть отвергнуты.

И тело ваше это арфа души вашей,

И от вас зависит, музыку родит оно, или шум.

И теперь вы спрашиваете в сердце своем, “Как определить нам, что хорошо в удовольствии, а что нет?”

Идите в поля свои и сады, и вы узнаете, что за удовольствие для пчелы собирать мед с цветов,

И что за удовольствие для цветка отдать свой мед пчеле.

Ибо для пчелы цветок есть фонтан жизни,

А для цветка пчела есть посланник любви,

И для обоих, пчелы и цветка, отдавание и получение удовольствия есть нужда и экстаз.

Люди Орфалеза, будьте в своих удовольствиях, словно цветы и пчелы.

И поэт сказал,

Говори нам о Красоте.

И он ответил:

Где собираетесь вы искать красоту, и как вы ее найдете, пока сама она не встанет на вашем пути, и не поведет вас?

Как будете вы говорить о ней, пока сама она не вложит речь вам в уста?

Обиженный и оскорбленный скажет, “Красота добра и нежна.

“Словно молодая мать, слегка смущенная собственным своим великолепием, проходит она среди нас”.

А страстный скажет, “Нет, красота полна могущества и ужаса. Словно ураган, сотрясает она землю под нами и над нами небеса”.

Усталый и ослабевший скажет, “Красота есть в тихом шепоте. Она говорит в духе нашем.

Голос ее проникает в нашу тишину словно слабый свет, что дрожит, испугавшись тени”.

Но беспокойный скажет, “Мы слышали ее, шумящую в горах,

“И с криком ее пришли звуки копыт, и биение крыльев, и рев льва”.

И скажет городской сторож в ночи, “Красота придет с рассветом с востока”.

И в полдень скажут странники и бродяги, “Мы видели ее склонившуюся над землей из окна заката”.

Занесенный снегом скажет зимой, “Она придет с весной, перепрыгивая через холмы”.

И в летнюю жару скажут жнецы, “Мы видели ее, танцующую с осенними листьями, и мы видели снег в ее волосах”.

Все эти вещи говорите вы о красоте,

Но в действительности говорите вы не о ней, но о своих неудовлетворенных нуждах,

А красота есть не нужда, но экстаз.

Это не рот, жаждущий воды, и не рука протянутая,

Но скорее сердце зажженное и душа очарованная.

Это не образ, что вы видите, и не песня, что вы слышите,

Но скорее тот образ, что перед вами, когда закроете глаза и песня, что слышите, если заткнете уши.

Это не сок в содранной коре, и не крыло, привязанное к когтю,

Но скорее сад, вечно цветущий, и стая ангелов, летящих в вечность.

Люди Орфалеза, красота есть жизнь, когда жизнь снимает вуаль со своего святого лица.

Но вы есть жизнь и вы же вуаль.

Красота это вечность, глядящая на себя в зеркало.

Но вы есть вечность, и вы же зеркало.

И старый священник сказал,

Говори нам о Религии.

И он сказал:

Говорил ли я сегодня о чем либо еще?

Не религия ли все поступки и их последствия,

И то что ни поступок и не последствие, но чудо и удивление, вечно расцветающее в душе, даже когда руки рубят камень или работают на станке?

Кто сможет отделить свое служение от действий, и веру от занятий своих?

Кто сможет разложить часы свои перед собой, говоря: “Это для Бога, а это для меня, это для души моей, а это для тела”?

И часы ваши это крылья, что несутся в пространстве от сущности к сущности.

Для того, кто носит мораль свою, словно лучшую одежду, лучше быть обнаженным.

Ветер и солнце не сделают дыр в его коже.

И тот, кто действия свои определяет этикой, заключает в клетку свою поющую птицу.

Самая свободная песня не приходит из-за решеток.

И тот, для кого поклонение словно окно, которое можно открыть, но можно и закрыть, не посетил еще дома души своей, чьи окна от восхода до восхода.

Ваша ежедневная жизнь есть храм ваш и ваша религия.

И когда бы не входили вы туда, берите с собой все.

Берите свой плуг, и кузницу, и молоток, и лютню,

Вещи, созданные вами по необходимости или для наслаждения.

Ибо в мечте не сможете вы возвыситься над вашими достижениями, и пасть ниже своих неудач.

И возьмите с собой всех людей:

Ибо в поклонении не сможете вы взлететь выше их надежд и унизить себя ниже, чем их отчаяние.

Стремясь познать Бога, не пытайтесь отгадывать загадки.

Лучше посмотрите вокруг себя, и увидите Его, играющего с вашими детьми.

И посмотрите в небо; Увидите Его, идущего в Облаках, протягивающего руки свои молниями и летящего вниз с дождем.

Вы увидите Его улыбающегося в цветах, и поднявшего руки свои и качающего ими в деревьях.

Тогда заговорила Алмитра, сказав,

Теперь мы спрашиваем о смерти.

И он сказал:

Вы бы узнали тайну смерти.

Но как вы найдете ее, пока ищите вы в сердце жизни?

Сова, чьи глаза привыкли к ночи и слепы днем, не может открыть таинство света.

Если в самом деле хотите узреть вы духа смерти, откройте шире сердце ваше для тела жизни.

Ибо жизнь и смерть одно, так же, как река и море едины.

В глубине надеж ваших и желаний лежит ваше молчаливое знание о запредельном;

И словно семена, сновидящие под снегом, сердца ваши видят сны о весне.

Доверяйте снам, ибо в них сокрыты ворота вечности.

Ваш страх смерти есть ни что иное, как дрожь пастуха, стоящего перед королем, чья рука готова подарить ему честь прикосновения.

Не радуется ли пастух в своей дрожи, что будет отмечен он королевским благоволением?

Но может ли он сдержать свою дрожь?

Не для того ли существует смерть, чтобы встать голым на ветру, и растаять на солнце?

И что есть остановка дыхания, как не освобождение его от его бесконечных волн, чтобы смогло оно вырасти и распространиться, и искать Бога беспрепятственно?

Лишь когда начнете пить вы из реки тишины, в действительности запоете.

И когда достигнете вершины горы, начнете карабкаться вверх.

И когда укроет земля конечности ваши, начнется ваш истинный танец.

И был уже вечер.

И Алмитра, видящая, сказала,

Благословен будет день этот, и это место, и дух твой, что говорил.

И ответил он,

Я ли это, кто говорил?

Не я ли и слушал?

Затем сошел он по ступеням храма, и все люди следовали за ним. И достиг он своего корабля и ступил на борт.

И обернувшись снова к людям, возвысил он свой голос и произнес:

Люди Орфалеза, ветер приказывает мне покинуть вас.

Не сравниться мне в скорости с ветром, но все же я должен идти.

Мы странники, вечно ищущие самый одинокий путь, никогда не начинаем следующий день там, где закончили предыдущий; и ни один восход не найдет нас там, где нас покинул закат.

Мы путешествуем даже тогда, когда спит земля.

Мы семена крепкого дерева, и когда созреваем мы и наполняется сердце наше, нас разбрасывает по ветру.

Быстро прошли дни мои среди вас, и еще быстрее те слова, что я произнес.

Но пусть голос мой пропадет из ушей ваших, и любовь моя исчезнет из вашей памяти, тогда приду я снова.

И с более богатым сердцем и губами, более внимающими духу заговорю я.

Да, вернусь я с волной,

И хотя смерть может спрятать меня, и тишина более великая может меня скрыть, все же снова буду искать вашего понимания.

И не напрасным будет мой поиск.

Если говорил я истину, она откроет себя голосом более ясным и в словах, более родственных мыслям вашим.

Я ухожу с ветром, люди Орфалеза, но не вниз, в пустоту;

И если день сегодняшний не исполнил нужд ваших и любви моей, пусть будет обещание другого дня.

Меняются человеческие нужды, но не любовь его, и не желание его, чтобы любовь те нужды удовлетворила.

Знайте, тем не менее, что из тишины более великой возвращусь я.

Туман, что уходит с рассветом, оставляя лишь росу на полях, поднимется и соберется в облако и упадет на землю дождем.

И был я словно туман.

В тишине ночи проходил я по вашим улицам, и дух мой входил в дома ваши,

И биение ваших сердец было в моем сердце и чувствовал я дыхание ваше на своем лице и знал вас всех.

Ах, знал я вашу радость и боль, и сны ваши были моими снами.

И был я часто среди вас, словно озеро посреди гор.

Я отражал ваши вершины и изгибы склонов ваших, и даже пролетавшие стаи ваших мыслей и желаний.

И в тишину мою летел смех ваших детей в ручьях, и в реках — стремления юности вашей.

И достигая моих глубин, ручьи и реки не прекращали петь.

Но покой, слаще смеха и выше стремлений пришел ко мне.